Я считаю, что нам выпала честь служить в очень, очень сложное время - последнее время мира. О котором я и хочу поговорить. Ибо поговорить есть о чем...
Не хотелось бы быть прям совсем уж голословным, поэтому давайте подумаем, что было и что ушло. Что мы приобрели и что потеряли. Чтобы все-таки в конце статьи смачно так похвалить себя, любимых. Мы - служим воистину в последние, "антихристовы", как многие любят говорить, времена.
Церковь отделена от государства
Так было не всегда. В царской России не было, собственно говоря, отдельно Церкви и отдельно государства. Церковь и была государственной. И это кое-что давало, и кое-чего лишало. Прежде всего, крупные церкви были на гос.бюджете, и певчие получали деньги из гос. казны. Это не были такие уж большие деньги, но - они были стабильными. Певчий считался гос. служащим и даже имел спец. форму, напоминающую современный стихарь. Это было красиво.А еще, наличие постоянных бюджетов позволяло петь более сложные произведения чем сейчас. Мы удивляемся, как Чесноков и прочие ребята той эпохи наворотили партитур, которые сегодня споет только большой архиерейский хор.
А все просто - певцов хватало. Были в изобилии и мужские голоса, хотя бы даже потому, что не так уж и много было в те времена карьерных линий. И стать певчим (вообще церковнослужителем) - была одна из таковых. Должность была статусной и окружающими воспринималась адекватно. А попробуй в наши дни в солидной компании сказать, что ты певчий.
Вот то-то и оно...
Люди были здоровее...
Никаких ГМО и плохой экологии. Из воспоминаний моей бабушки - "Ты даже не представляешь, какие на войну в 41-м году уходили красавцы. Сильные, статные, крепкие, широкоплечие. Один к одному. Все полегли, соколики..." И это в 41-м, изрядно прореженном и революцией, и первой мировой и гражданской войной.Мы изрядно так выродились. Я это чувствую на себе.
Постоянно какие-то сипы, хрипы, кашли, хронический бронхит и тонзиллит. Постоянно приходится на службе держать во рту какой нибудь HALLS EXTRA с ментолом и эвклалиптом (кстати, совет для басов - реально помогающая штука). От любого ветерка - насморк, от любого сквозняка - ангина.
Мужики тех времен могли руками подковы гнуть. Не удивительно, что басы того времени при сильном желании могли обрушить храм своими могучими голосами. А уж то, что они могли брать потрясающе низкие ноты и говорить нечего. В наши дни сегодня все сплошь баритоны. Где могучие низкие басы? Где нежные, летящие тенора? Где все?
Выродились, ослабели. Но в этих условиях и наши потуги ценнее. Мне вечно приходится ползти на службу с больным горлом и температурой. И я такой не один. Половина нашего клироса стоит на нем на подкашивающихся ногах. У одной температура, у другого температура, третью тошнит, четвертый "что-то плохо себя чувствует".
Раньше было больше благодати...
Это основной и коронный аргумент. Бабушка говорила маме, а маме мне, что "жили бедно, но радости то...сколько же было радости". Мы утратили эту радость. Нет, слово нам понятно. А вот сами ощущения - их нет.Иногда я езжу в наш местный Свято-Троицкий монастырь под городом. Он стоит на реке, в красивом месте и когда-то был очень и очень красивым, чем-то напоминающим маленькую копию кремля. Большевики во времена своей власти изрядно там разгулялись. И это видно по состоянию монастыря. Все в руинах. Но! Во всем - в воздухе, камнях, глинистой жирной почве разлита какая-то тонкая летучая радость.
Вот посади человека в замок Иф на десять лет, а потом привези его в закрытой повозке и выпусти в чудесный сад, напоенный ароматом цветов и заполненный приятным гулом насекомых и пронизанный нежным солнечным теплом. Каковы будут его ощущения? Страдалец заново учится ходить...
И переоткрывает для себя радость. Он уже давно забыл пение птиц, запах цветов, ласковое поглаживание ветерка, перебирающего курчавые волосы. Забыто все, кроме постоянного холода, сырости и шершавой фактуры грубо отесанного камня. И вдруг - вокруг нежная трава и бескрайняя свобода. И узник падает на землю, зачерпывает ее горстями, жадно вдыхает аромат живой земли, а после, не выдержав нахлынувших слез начинает жадно целовать покрытую нежной травой лужайку.
Мои ощущения от поездки в монастырь похожи. Вдруг вспоминаешь, что радость - не фикция. Она существует. Пахнет детством, когда ты был еще здоров и видел мир как предвкушение чуда. Вот ты только что сдал последний экзамен, и весело, никуда не торопясь, идешь со своим ранцем домой, вдыхая аромат густо цветущей черемухи. В природе и душе - весна и она, долгожданная свобода! Так юнга ощущает себя на мачте отправляющегося в даль корабля, счастливо раскинув руки и подставив лицо свежему морскому бризу - вперед, в бесконечность, в чудеса.
И это не психологическое самовнушение. Потому что монастырь не отстроен и не ухожен. Это не Лавра, где можно задумчиво побродить среди цветущих розариев, ощущая себя великим мыслителем-философом, обдумывающим очередную глубокую богословскую дилемму или тайну бытия.
Возвращаешься из монастыря домой и...ярко светит все то же самое солнце. Голубое небо столь же бездонно. Но - в воздухе исчезла таинственная тишина и предвкушение чуда, каковое бывает вокруг погруженной в таинственный полумрак новогодней елки для ребенка лет 6-ти.
Вместо радости в городском воздухе душа сверхчувственно ощущает тихий гул страстей. Как будто воздух еле уловимо "кипит" какой-то постоянной спешкой вечно летящих куда-то людей и машин. И ты сразу ощущаешь ее - потерю. Какое-то время эта потеря стонет внутри тебя, пока душа плачет о потерянной духовной радости.
А потом - смартофон, новости, лайки, репосты, компьютер, сериалы, постоянный ровный шум машин за окном - и как будто на тебя накинули серую вуаль. Ушел из души живой и милый подорожник (помните как в детстве - "здесь идут грибные дождики, светят радуги цветные, здесь простые подорожники - с детства самые родные"). И вернулся окрашенный в темный металлик слегка снулый деловой робот. Город снова зачавкал своей кацелярской пастью, превращая личность - в винтик, в единицу гигантского муравейника.
И эта же энергетика мешает нам молиться в наших замечательных храмах. Вокруг снуют машины, спешат куда-то люди и храм начинает робко вжиматься в себя, отступая от мира и теряя себя в пространстве, как тающая при заходе в теплые воды льдина, на которой сиротливо жмутся несколько пингвинчиков.
Когда-то наши города были пронизаны благодатным духом, а ликующий колокольный перезвон весело соревнующихся между собой в мастерстве звонарей пронизывал пространство небольших городков, радуя жителей новостью - "Со светлым Рождеством", "Сегодня Никольин день!", и "ликуй, народ, Христос Воскрес!"
А сегодня храм убегает от мирских торжеств и победоносно и уверенно стучащего в мозги забойного бита дискотек. Как будто весь тайный, сокровенный смысл бытия, благородный и тихий сначала собрался в одну теплую точку, а потом переместился в алтари наших храмов, как сокровище в железный сейф. Есть еще благодать, есть еще радость. Но - мало-премало...
Если бы меня попросили дать описание рая в двух словах, я бы сказал, что это - "благодатная тишина". Не холодная тишина космоса, и не давящая тишина противоатомного подземного бункера. Это теплая, пронизанная удивительным шепотом Бога тишина вечности, когда само пространство осознает свою беспредельность и величие. Ты стоишь посередине бескрайнего поля, над головой бездонное голубое небо, ликующая радость - и восторженная тишина, переполненная ощущением тебя самого - отныне вечного.
Как это контрастирует с картинами ада, пронизанными душераздирающими воплями, эмоциями боли и страдания, порока, иступленной ненависти ко всему живому и каким-то постоянным "кипением". Как это контрастирует с бездушной атмосферой наших перенаселенных городов.
Из мира ушла эта тишина вечности. А значит, он весьма близок к своему концу. И мы живем в это время. Когда вроде бы все есть, а все самое важное потихоньку уходит. И не так уж и далек тот день, когда на вершине горы Афон будет совершена последняя на земле настоящая литургия.
И нам тяжело. Мы поем хвалу Богу, когда душа заполнена серой хворью. Мы стараемся сказать "Слава Тебе", когда в душе нет сил даже сказать "Подай, Господи". И это ставит нас в некое особое положение. "И последние будут первыми" (с). Говорят, первые христиане страдали явно, а последние - тайно. Но и мзда их будет одинакова.
А какая нам нужна мзда, дорогие сослужители Христу? Да все та же. Возможность спеть Христу - "Слава Тебе, Господи, Слава Тебе" - но уже из мира, полного удивительной тишины, радости и братской любви. И когда нас на клиросе посетит очередная духовная хворь и уныние - не спешите ставит на себе крест. Помните - мы живем во время духовной нищеты. Воевать приходится в условиях тотальной нехватки патронов при очень, очень сильных позициях врага.
И тем ценнее наше служение для Бога сегодня. Что вдохновляет на дальнейшие труды. Пусть не истовые. Пусть хотя-бы исполняемые с чувством прилежания и качества. В наши дни и это хлеб.
Певчий будет петь на небесном клиросе...