В своих предыдущих статьях я рассматривал разные грани клиросных проблем. И сложные настоятели без специального семинарского образования, и жажда исполнительского признания певчих, и зачастую трудные условия работы – все это имеет место быть.
Но все равно это не объясняет тот уникальный феномен, из-за которого известный лектор и богослов Осипов Алексей Ильич сказал «Хочешь погибнуть – иди на клирос». Сегодня я предлагаю детально рассмотреть саму суть, само ядро клиросных проблем.
Настоятель не понимает клирос? Клирошане не понимают друг друга? Надеюсь раскрыть то ядро, из которого произрастают семена непонимания, разочарования в вере, и друг в друге.
В самом деле, как же получается, что взрослые, зачастую далеко не глупые (а иногда и вполне искренне желающие служить Богу люди) не понимают друг друга?
А ответ прост. Есть невидимая малопонятная субстанция, которая невооруженным глазом вообще не видна. Вот от того, способен ли увидеть настоятель у клироса, и клирошане друг у друга эту субстанцию и зависит зачастую стабильность отношений на клиросе. Ибо тогда у всех будет понимает друг друга.
Давайте порассуждаем, чем же клирос так отличается от алтаря, иконной лавки, трапезной храма? На мой взгляд, если расставить по степени сложности послушания, то первое место будет у клироса, а на втором, с очень небольшим отрывом идет трапезная.
Суть в том, что и у клироса и у трапезной есть система социального контроля качества работы. Проще говоря, в трапезной сразу чувствуется «вкусно/невкусно», и хорошо ли тебя обслужили, и процесс довольно растянут по времени. С клиросом то же самое.
Любое некачественное пение, с запинками, с ошибками в словах, или с неточным исполнением нот сразу же слышно всем и сразу, и отнюдь не добавляет радости ни слушателям, ни самим поющим.
Результат работы клироса у всего храма на слуху. Большей степени прозрачности и вообразить трудно. Алтарники, конечно, как и продавцы на кассе, делают свое нужно и полезное дело. Но насколько процесс зажигания и подачи кадила нервозен? Насколько процесс продажи икон, треб или свечей нервный? Что эта работа может быть физический тяжелой – и так понятно. Но насколько много нервного напряжения она генерирует?
Клирос – чемпион по генерации нервной нагрузки. И именно она – и есть та самая малопонятная субстанция, которая не видна невооруженным глазом. Вот представьте. В миру исполнительские коллективы учат полгода а то и год 6-12 произведений. Чтобы спеть их в итоге всего на нескольких концертах. Во всех 12 произведениях не более 1000 слов текста, которые исполнитель знает почти наизусть уже через месяц разучивания. Знаменитые ансамбли вроде Роллинг Стоунс или легендарных битлов могли год делать один диск. А диск – это от силы 12 композиций.
Теперь представьте. Приходит клирошанин на службу. И у него КАЖДЫЙ ДЕНЬ – новый текст, который он должен спеть. Причем этот текст не на русском, а на церковнославянском языке. Причем спеть надо не на выдуманную мелодию, а на так называемый глас. В понятие «глас» заложен большой импровизационный элемент, который управляется регентом.
Проще говоря, прямо по ходу службы надо, используя известные 24 мелодии, с точностью выбрать один из 24 мелодий, и на них наложить очень и очень сложный текст.
Для примера.
Попробуйте очень быстро скороговоркой произнести текст: «Масло кравие и млеко овчее с туком агнчим и овним сынов юнчих и козлих, с туком пшеничным, и кровь гроздову пияху вино. И яде Иаков и насытися, и отвержеся возлюбленный: уты, утолсте, разшире: и остави Бога сотворшаго его, и отступи от Бога спаса своего».
А теперь представьте себе, что Вы – видите этот текст впервые, и он написан на церковно-славянском языке, и Вам надо сразу (подчеркиваю, сразу!) и без ошибок произнести его, и наложить на соответствующую мелодию. Любая ошибка сразу будет слышна всему храму и настоятелю.
А ПОЗОРИТЬСЯ НЕ ХОЧЕТСЯ НИКОМУ
Вот представьте себе. Идет торжественная служба. Стоит множество народу, несколько священников. Вы, как регент, даете тон, и…хор вдруг не вступает. Ну не понял он тона. Может, регент произнес его тихо. Может, он просто ошибся (и такое бывает). Может, хор не в тонусе. А итог – один. Вместо ровного, мощного, слитного звучания – жалкие мяукающие звуки, явная и очень некрасиво звучащаяся какафония.
Ощущения хора представили? Они только что опозорились, а регент в эту секунду только что сжег пару миллионов нервных клеток, потому что это худший кошмар регента (причем полностью избежать рисков таких ошибок невозможно).
Чтобы не допустить этого, хор и особенно регент (или тот, кто его заменяет) находятся на выдающемся градусе нервного напряжения. Можно сказать, что этот человек (и хористы) в момент крупной службы представляю из себя оголенный комок нервов.
Любая ошибка (даже мелкая) одного из хористов зачастую вызывает столь лютую ярость регента, потому что он находится на очень сильном взводе, работает на пределе нервной нагрузки человека. Крупная ошибка, когда весь хор останавливается, или вступает грязно/некрасиво зачастую наносит такой психологический удар по регенту (и его помощникам) что от нервного напряжения могут подкоситься ноги.
Я сам видел, как люди дико краснели, становились мертвенно бледными, как у них тряслись руки. Вы себе можете представить кассира, который бледнеет или у него трясутся руки? Или священника (хотя священников в таком состоянии при служении архиерея я видел).
И что самое страшное в этой ситуации – самая сильная, самая мощная нервная нагрузка приходится на того, кто болеет делом, кто переживает за него, кто лелеет службу, который все свои силы, все свое здоровье готов положить на алтарь благолепия и красоты службы.
Зачастую ни стоящие в храме люди, ни настоятель просто не осознают этой лютой, просто выпивающей из тебя жизнь нервной нагрузки. Я специально ради интереса посчитал, сколько раз за службу ко мне прилетает хлесткий, как удар бича, взрыв по нервам. Как минимум 3-4 раза очень сильные всплески напряжения.
А как видит процесс священник/настоятель/прихожане? Ну стоят поют люди. Иногда на службе еще и разговаривают. Еще и поют время от времени не очень. Ай-ай, как плохо. Вот что настоятель должен сказать певчим, которые только что выступили не очень достойно? Ай, какие молодцы? Очевидно, нет.
Но и увидеть тот жуткий стресс, который ты только что перенес, он тоже не увидит. Ибо стресс – понятие внутреннее, и на лбу у тебя лампочка от переживаний не загорается. Но нервная нагрузка то никуда не исчезает. Более того – она накапливается день ото дня. И возникает интересный артефакт, первый звоночек накапливающегося напряжения между алтарем и клиросом.
«ОНИ НАС ЗА ЛЮДЕЙ НЕ СЧИТАЮТ!»
Эту загадочную фразу понимает, наверное, только 0,1% всех настоятелей. Ее в самом деле сложно понять. С точки зрения настоятеля – он лапочка. Он платит деньги, делает этот вовремя, и редко какой настоятель считает, что он плохо относится к клиросу. Напротив, 80% считают, что «я для клироса делаю все, что могу, а вот они, увы, могли бы и побольше».
Так что же означает эта загадочная фраза про «не считают нас за людей». Дело в том, что голосовые связки – довольно хрупкий орган. От нагрузки голос исчезает. Проще говоря, красивый вокальный голос делается обычным – тусклым, не интересным, абсолютно лишенным всякой красоты. Важно понять, что для певца его связки – это как ноги для футболиста, или руки для боксера.
Представьте себе, что в результате какой то травмы известному футболисту ампутируют ноги. Представили? Это трагедия. Так вот певец прекрасно знает свой голос, знает его возможности. И даже малейшие ухудшения параметров связок заметит сразу. А теперь представьте – Вы на клиросе, под неимоверной нервной нагрузкой поете, читаете, поете, читаете, поете, читаете…все это за копеечную в сущности, зарплату.
И Вы буквально физические ощущаете, как Ваш голос – Вас покидает. Проще говоря, Вы его теряете. Вы понимаете, что Вы получаете производственную травму. Вы слышите, как некогда красивый, ваш голос хрипит, сипит, как мука буквально физически чувствуется в самом характере звука.
Это все равно, что для футболиста играть в футбол на поле, политом серной кислотой, от которой его ноги рано или поздно разъест. Клирошанин-певчий физически ощущает, как от нагрузки, от частого пения и чтения его голос становится все хуже, а требования к пению отнюдь не снижаются.
Что думает певец?
Правильно!
Я теряю голос на этой работе. Я нервничаю на этой работе. Я становлюсь инвалидом на этой работе (а для певца потеря голоса – инвалидность). А раз никто из начальства этого не видит, и не понимает – значит, он не считает меня за человека и использует по принципу «выжать как лимон и выбросить.
В моей многолетней певческой практике был такой случай. Одна девушка, альт, долгое время работала на клиросе. Но от непосильной нагрузки ее голос стерся, стал звучать просто как пила. Ее какое то время терпели, но сменился настоятель, и он начал над этой девушкой просто издеваться. Он отпускал шутки по поводу ее голоса. Плохо одетая, с карапузом-малышом на руках, не особо красивая, она вызывала у меня слезы на глазах.
ВАЖНО ПОНЯТЬ, что НЕРВНАЯ НАГРУЗКА У КЛИРОШАН НЕ ОДИНАКОВА!
Я давно заметил интересную деталь. Есть клиросы, где большая текучка рядовых певчих при незыблемо стоящих регентах/псаломщиках, а есть – где нехватка именно руководящего состава. За время моей певческой практики я пришел к выводу, что храм обычно покидают (причем со скандалом – либо регент, либо его ближайший помощник, либо оба сразу). Я долгое время думал, в чем тут соль, и вычленил два метода управления клиросом.
ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ
При демократическом управлении регент не ставит между собой и клиросом барьера. Зачастую регент даже не получает отдельной зарплаты за свое регентство. Такой регент активно и охотно привлекает клирошан к участию в жизни клироса, к подбору нотного материала, охотно и по многу общается с певчими, часто выделяет из среды клирошан человека, которого делает по сути своим помощником и поверенным – советуется с этим человеком, все ему поверяет, а по сути – сливает все проблемы в словесной форме на этого человека.
Как итог – на таком клиросе тяготы управления несет не регент в одиночку, а несколько человек. Как итог – они делят всю нервную нагрузку. Рядовой певчий, особенно если он не один в партии, особенно если он не особо выделяется и не участвует в управлении клиросом, не особо переживает за результат. «Я пришел, спел как смог, ушел, получил зарплату. Все».
Но лидеры клироса – несут на себе по сути половину нагрузки регента, и находятся на острие нервного удара. Служба прошла плохо – мука. Серия служб прошла плохо – мука вдвойне.
Я разговаривал с людьми, которые под непосильной нервной нагрузкой уходили с клироса. Уже спустя месяц они жалели о своем решении.
А что изменилось? Да они попросту отдохнули. Нервы пришли в порядок, химизм организма пришел в норму, и в свете нормального состояния вновь вернулось желание к пению, к острым ощущениям, вернулась исполнительская жажда. Вот только возвращаются, увы, не все. Кто-то закрывает для себя тему работы в церкви (а то и вопросы веры) – навсегда.
Почему уходят эти люди? Потому что они, сложив все элементы паззла, приходят к выводу, что «в доме Божьем нет элементарного сочувствия к людям», что, само собой, противоречит христианским идеям. А по большому счету, этим людям просто не повезло.
Настоятель не увидел, не прочувствовал, не понял ту нервную нагрузку, которую несут эти люди, не посочувствовал боли от потери голоса, не утешил, и, наверное, оказался не отцом (в конце концов, слово «отец» перед именем священника означает, что в идеале этот человек становится заботливым пастырем, искренне переживающим за то, как идут твои дела, как ты себя чувствуешь, все ли тебе нравится).
А с точки зрения настоятеля, он просто не понимает, в чем он неправ (и даже подвергает сам факт неправоты сомнению). Просто он не видит того адского нервного пламени, в котором зачастую корчится клирос.
А ВЕДЬ УДОБНЫЕ ДЛЯ РАБОТЫ КЛИРОСЫ БЫВАЮТ.
Хороший клирос, как ни странно, это клирос со второй формой управления. Авторитарной. Но с оговорками. Авторитарная форма – это не тирания. Это хорошо выстроенное единоначалие. В этой форме регент – по факту является правой рукой настоятеля. Облечен реальной властью.
Получает зарплату в разы больше рядового певчего и может иметь не декларируемые преференции (например, ездит на требы со священниками – на выездные отпевания, освящения машин/квартир). Обладая такой властью, регент проводит с настоятелем много времени, всю критику выслушивает лично, к регенту прислушивается настоятель, и в разумной мере рекомендации регента выполняются (например, не вмешиваться в пение во время службы через посылки алтарника из алтаря).
В итоге, на таких клиросах певчие зачастую просто не в курсе проблем «Настоятель не доволен пением» или «прихожане не довольны пением». Обычно регент с такой властью способен навести порядок даже среди прихожан.
Понятно, что авторитарная форма не означает тиранию. Просто авторитарная форма предполагает жестко выстроенную вертикаль власти. Я такой клирос видел и работал он как часы. На нем по многу лет не было нестроений! Система была выстроена следующим образом.
Регент на службе всегда был подчеркнуто вежлив, корректен, никогда не позволял себе вольностей в отношении клирошан, но при этом был непререкаемым авторитетом. На службе регент никогда не критиковал певчих, даже если пение мягко говоря, не очень, или есть ошибки. После службы тоже была лишь добрая улыбка и «спасибо за пение».
Зато на спевках регент отрывался по полной, превращался в лютого тигра. Он не говорил «как вы плохо пели на службе», он просто становился очень требовательным, работая над предотвращением ошибок, и недопущением их вновь. Понятно, что такой регент несет на себе огромную нагрузку. Но он имеет и преимущества. Во первых, он в самом деле хорошо зарабатывает.
Во вторых, он в самом деле обладает высоким статусом. Все это достаточно хорошие стимулы, чтобы у регента было желание и сохранить хор, и удержать нужных специалистов-певцов, и работать над развитием произведений. Регенту в таком раскладе просто невыгодно сливать певцам негативную информацию, мнение настоятеля о пении, или собственное плохое настроение. Ибо такой регент «хорошо сидит», и терять хорошее место и хорошую команду ему не хочется.
А ЧТО В СУХОМ ОСТАТКЕ?
Вот зачастую проблема в отношениях между алтарем и клиросом и заключается в том, что алтарь не видит (а иногда и не хочет видеть), как певец становится инвалидом, как его голос пропадает, не понимает, какое горе певец испытывает от этого факта, не понимает, как клирос кипит в огне нервной перегрузки.
Вот и получается, что певец знает (и его душа знает), что отдает он себя зачастую всего своему делу, что по всем канонам он почти мученик, отдающий церкви самое дорогое, но слышит от настоятеля критику и зачастую не очень сбалансированные требования. Собственно, в том состоянии, в котором после некоторых особенно сложных служб пребывает певчий, ему даже не критика, а простой добрый вопрос «а что это вы там наваляли» покажется как нежное поглаживание по оголенным нервам.
Настоятель со своей стороны тоже в своих требованиях хочет как лучше. И его душа тоже знает, что он хочет улучшений. Но без видения того адского котла нервного горения, в котором горят управляющие клиросом люди, настоятель не сбалансирует требования.
Настоятель исходит из того, что на клиросе люди находятся в «обычном» состоянии, ну как например, стоящие рядом с ним алтарники. Вот и получится, что душа каждого знаете свою правоту. Певчие – «да мы тут инвалидами становимся, и издерганными невротиками» - Настоятель «Я считаю важным внести предложения, я не могу остаться в стороне от столь важного дела как клирос». Итог – обе стороны исходят из желания сделать все хорошо, а итог – потеря веры, ссоры, взаимные упреки, и ужас непонимания.
Мне кажется, иногда полезно перенять опыт западных приходов православной церкви. У них настоятель знаете о тебе все. О твоих проблемах. Знает, где ты работаешь и нравится ли тебе на этой работе. Знает о твоих духовных и душевных проблемах. Зачастую этого не хватает в нашей несчастной многострадальной России.
Регламенты и протоколы заменили нам живое общение. Я в самом деле не понимаю, как можно быть отцом кому-то, не зная о нем в сущности ничего. Отсутствие общения – это в конечном счете и отсутствие интереса друг к другу.
А это – почти синоним отсутствия любви.
Певчий будет петь на небесном клиросе...