Православная икона чудесна, невыразимо прекрасна, благолепна. И чудесна икона даже не тем, что изображает святого и дает нам возможность вознести ему молитвы, а тем, что в иконописном образе как бы "кодирует", зашифровывает состояние души святого. И передает потомкам, нам с вами. А мы можем не просто вознести молитвы, но и - прикоснуться к красоте чужой души.

Зачем нам чужая красота? А чтобы ровняться. Да-да. Мы должны иметь ориентиры, если угодно, мы должны выбирать себе покровителей. С той целью, чтобы жадно тянуться к их образу, пытаться быть на них похожими.

Мы - певчие. Мы - служим Богу через молитвенное пение. Мы - можем взять кусочек неба, и подарить небесные переживания прихожанам. Мы можем многое. Можем создать в храме благоговейную атмосферу ангельского пения. А можем все испортить. То есть, нам есть куда рости, куда стремиться. И есть, от чего избавляться.

И так уж сложилось, что не так уж у нас и много певчих в виде покровителей. Да, конечно. Нам покровительствуют все ангелы. Это заставляет чаще забиться сердце, это заставляет воскликнуть "Слава Тебе, Христе Боже, не отринул меня, грешного, дал послужить Себе..." Но хочется, чего уж таиться, хочется иметь рядом с собой и единомышленников-людей.

Мне близки святые диаконы. В их служении я вижу что-то такое ангелоподобное. Не даром многие ангелы именно в диаконском чине и изображаются. И преподобный Роман Сладкопевец ведь тоже был диаконом. Некий такой алтарный прототип певчего, служащий у престола, но имеющий в сердце тягу к клиросному пению. От этого святой диакон даже делается как-то прекраснее.


Как будто идеальный певчий - несет в себе и огонь алтаря, и жажду воспеть Христа перед народом Божьим, собравшимся в храме, взметнув свой орарь как ангельское крыло. Есть в этом некая истовость. Некое такое пламенное исповедничество своей веры, своего чаяния. И это самое исповедничество святой диакон несет в себе, раскрывая его, передавая пламень веры собравшимся во время службы.

От этого диаконское служение я считаю чрезвычайно благородным, царским. А еще высота диаконского служения делает его идеальным образом для подражания нам - певчим. Наверное, многие удивлялись, почему именно Роман Сладкопевец, который был диаконом (а не певчим), является нашим покровителем. А вот поэтому.

Я бы даже сказал, что диакон - это некий такой супер-регент, который в самые ответственные моменты службы не просто руководит пением, а дерзает отвечать за все пение в храме, когда все прихожане дружно воспевают Символ веры или Отче наш. Некий такой певческий архистратиг.

Кстати, обратите внимание, как много образов зашифровано в найденной мной иконе. Правая рука держит небесную кадильницу, благоуханный фимиам. Левая прижата к груди - для придания образу душевной глубины. Так часто рисуют и мучеников. Особенно ярко это видно в иконах мучеников-воинов. Одна рука лежит на рукояти меча (я - есть сила), а другая - прижата к сердцу (я - носитель божественной чести, духовного сокровища). Да, это расшифровывается как "сила и честь".

Кликните для увеличения...

И причем здесь клирос?

А притом, что мы должны "считать" образ благородных святых, глядя на их иконы. Почувствовать эту пламенную веру, и одновременно возвышенность души. Взглянуть на эти иконы, вообразить себе образ этой пламенно-благородной святости.

А потом попытаться повторить.

Мы должны в своем служении на клиросе стать в некой духовной основе такими же. Конечно, нужно понимать, что я не призываю вас петь, стоя на клиросе с прижатыми к груди руками и закатив глаза к небу. Иначе выйдет, как вышло у нас...

Однажды к нам приехал архиерей и нам, певчим, сказали, чтобы мы прибрались на клиросе и вообще вели себя хорошо. И вот стоим мы такие, поем начало литургии. И у каждого легкий такой трепет "сейчас зайдет архиерей на клирос, будет проверять, какой тут порядок".

И тут у дурного басенка и вашего покорного слуги глаз упал на три небольшие свечки, видимо, купленные одним из певчих для исповеди. Да так и забытых на клиросе "до лучших времен". И дуралей в моем лице прямо во время пения начал раздавать эти свечки певчим в правую руку.

Сначала никто просто не понял, чего я хочу. А потом до всех дошло. Мол, архиерей заходит на клирос, а певчие стоят со свечами в руках, и воспевают. Это выглядело настолько смешно и очевидно наиграно, что хор просто лег, когда всем стала очевидной комичность наших поз. Я заткнулся первым. Ржака была такой, что мы катались под аналоем.

Нет-нет.

Такой хоккей нам не нужен ))

Мы свои переживания будем прятать. Хотя бы даже потому, что народ вокруг очень даже завистлив до чужой духовной глубины. И если мы не хотим получить словесный штык-нож под лопатку, мы будем свои духовные переживания скрывать от большинства. Скрывать, но стараться достигнуть того благородства, которое так искусно изобразили иконописцы на иконе архидиакона Стефана и Георгия Победоносца.

Если совсем понятно - во время пения мы должны быть в некой духовной основе похожи на представленных святых. И в этом смысле клирос - прекрасный индикатор нашей веры. Вот если взглянуть на то, как устроены наши клиросы - часть певчих вообще пришла заработать, часть - обижается по каждому поводу (что выдает тот факт, что многие из нас хотят служить ради похвалы), часть - вообще выгорели и мечтают о том, как возьмут в руки автомат и расстреляют своих коллег. Обычно об этом мечтают регенты. А части и вовсе все "до фонаря".

Взирая на иконы святых, мы можем задаться вопросом "вот я - внутренне такой же, как они"? Ведь по иконе того же Стефана видно, насколько он устремлен только и исключительно к Христу, устремлен до смерти, готов на все. Ведь смысл иконы - в том числе и передать устремления святого.

Певчие должны быть такими же, как Стефан. По сути, чем мы так уж отличаемся от диаконов? Мы - поем больше и чаще на службе. Мы - являемся исповедниками веры народа Божьего, собравшегося в храме. Чего же более славного нам нужно? И - где же наше соответствие образа и содержания?

Я много раз слышал от опытных регентов "для меня это просто работа" или "мы просто должны делать свою работу". С одной стороны - да, нельзя улетать в розовые облака. Мне с трудом представляется, чтобы тот же Стефан как-то "косячил" на службе, а Георгий был бы плохим воином. Поэтому мы тоже должны быть мастерами дела. Но одной руки на кадиле или мече (ну или камертоне) недостаточно.

Вторая наша рука должна быть прижата в груди, как у святых на иконах. Метафорически, конечно.

Служение и духовное сокровище, служение и честь, служение и Бог внутри, служение и пламенная горячая истовость внутри. Вот что говорят нам иконы. Вот какими мы должны стать. Вот чего от нас ожидают дивные небеса. Баланса профессионализма и духа в сердцах, которые должны воспламенеть. Иначе наш самолетик будет с одним крылом.

Недавно я вычитал гениальную по своей краткости и емкости мудрость - "Наша жизнь всегда движется в направлении нашей главной мысли". Проще говоря, о чем мы чаще и сильнее всего думаем - к тому и притягиваемся. А мне бы очень хотелось, чтобы мы увидели смысл нашего служения именно в воспевании Христа и передаче этого чувства народу Божьему, собравшемуся в храме. В нас должна ожить жадная тяга к небесам.

Певчий будет петь на небесном клиросе...