Мало кого минула чаша сомнений в реальности иного, духовного, бытия, загробного мира. Наша жизнь состоит из повторяющихся, как привычный постылый ритуал, действий. Получил зарплату, потратил, зарабатываешь новую. Ходишь, как и все, по больницам. Иногда стоишь в очередях. Часто думаешь, что сварить на завтрак или ужин, и когда уже будут силы на уборку квартиры. Ребенок, садик, уроки, школа, магазины и одежда, зимняя и осенняя обувь. Кажется, что этот круговорот хлопот и есть сама жизнь. Но - нет. Служение на клиросе многие певчие ценят потому, что чувствуют - здесь цели выше, значимее в неизмеримой кратности...

И все равно накатывает. Даже на клиросе. Стараешься, пыхтишь, но... То топовый специалист переезжает, то человек заболел и не может, то... В общем, пение не ладится, великая идея позабыта (да и была ли она, или это... так... неуместный юношеский романтизм и пора уже взрослеть?) Через фазы упадка и выгорания проходят все певчие и это необходимая полоса препятствий. А иначе впору задуматься "а работаешь ли ты"? Ведь тот, кто реально отдает, должен и уставать и выдыхаться. Реальная жертва всегда непроста.

Мир невидимый знает это.

И потому мир невидимый тихо напоминает о себе.

Да, мир невидимый потому так и называется, что он таится до неведомых, светлых времен, когда маски будут сброшены, и на всю вселенную заблистает слава праведных. Но - сегодня тот мир похож на сказку под новогодней елкой. Его чувствуешь, его видишь как тайное марево в уголках глаз, как тончайшее прикосновение золотой паутины промысла Бога о нас.

А еще тот мир являет себя в смерти праведных. И обычно это самое сильное свидетельство. Ведь смерть нам так и не удалось сделать привлекательным событием. И если во время смерти того или иного близкого нам человека мы вдруг чувствуем малообъяснимую легкость и тихое "радостопечалие", это и есть она - весточка с того света. Ибо никаким психологическим внушением не объяснить ту легкую летучую радость, которая бывает по успении по-настоящему хороших воцерковленных людей.

Предлагаю два небольших рассказа об успении таких вот светлых и добрых.

Ирина Хан рассказывает:

О бабках в церкви говорено-переговорено. Они шикают, они дергают, они злые, у них глаза колючие. А скольких людей они от храма отвернули… Ох уж эти церковные бабки, прямо напасть! Опровергать бессмысленно! Просто расскажу о тех, с которыми я провела и провожу… уже и не десяток лет в церкви. Несколько портретов!

АННА

Раннее утро. На редкость жаркое лето. Телефонный звонок. Настоятель: «Умерла Анна (силюсь вспомнить ее отчество, надо же, забыла), приезжайте». По дороге в храм мысленно перебираю все, что знаю о ней… Оказывается, почти ничего, кроме того, что Анна и трудилась в храме, и жила при храме.

Была ли у нее семья, муж, дети, не знаю? Только двоюродную сестру, такую же пожилую, очень похожую на Анну, видела иногда в храме.

Не далее, как два дня назад навещала ее. Лежит в комнате на низкой кровати. Вернее кроватью служило старое узкое потертое хрущовских времен кресло, всегда разложенное. Как можно было не то что спать, а вкрутиться в это кресло, непонятно. Вижу, Анна уже находится на финишной прямой. Лицо перекошено, один глаз смотрит в одну сторону, другой – в другую. Уже и не разговаривает. Только по шевелению губ понимаю, что она как-то реагирует на мои вопросы.

Гроб с Анной стоит в маленькой крестильной комнате. Жара невероятная. Странно, запаха разложения нет вовсе. Уже читают Псалтирь. Подхожу ко гробу. Надо прощаться и просить прощения, как это принято. Понимаю, что в наших отношениях никогда (больше четырех лет в одном храме на послушаниях) не было злобы, были шероховатости, но никаких заноз не осталось.

Анну не узнать. Лицо гладкое, спокойное. Даже морщинок меньше. «Какая красивая, настоящий покойничек», – сказала тетя Оля-уборщица. Прозвучало умилительно. Как точно - «покойник» от слова «покой».

Я сменила читающего Псалтирь. Как же легко читается! Параллельно с псалмами вспоминается все, что связано с Анной.

Место послушания Анны - трапезная. Но она была везде – и на свечном, когда надо подменить, и на клиросе попеть, и за сторожа побдеть. В любое время суток можно было застать ее в храме или в домике при храме. Много лет назад, когда умер мой супруг и я в первый раз переступила порог православного храма не как турист - приехала батюшку на отпевание пригласить, поздно вечером - консультировала все та же Анна.

«Руце Твои сотвористе и создасте мя: вразуми мя, и научуся оправданиям Твоим»… Вспоминаю. Вид у Анны классической злючки: невысокая сухопарая старуха, впереди торчат два длинных зуба, глазки карие с прищуром, взгляд острый и цепкий. Брови… характерные, довольно темные для старухи – несколько длинных свисающих на глаза волосинки еще больше подчеркивают колючесть взгляда. Голос густой. Анна в трапезной – командир. Говорит – приказывает. Но когда появляется на клиросе, ее шикарный голос превращается в тонкий жалобный писк. Меня это удивляло и умиляло до смеха.

«Се что добро, или что красно, но еже житии братии вкупе…»… Трапезная. Комната с низким потолком. Два длинных стола покрытых клеенками, по сторонам лавки в длину стола. Закон меню - что подано, на том и спасибо скажите - никаких поправок и лишних передвижений по трапезной.

Мне подают тарелку с борщом. Плавает сало, я ж просила не давать мне первое вовсе, предполагала, что будет не постное. Что ж придется есть. Остатки в тарелке не признаются. Доедаю. Поворачиваю голову. Анна стоит полубоком, смотрит в мою сторону, прищурившись. «Анна, – говорю, – суп с салом?». Она положительно кивает головой, улыбается: «Мил моя, ешь, что благословили!». Даже обидеться не хочется - такая детская пакость.

«В нощех воздежите руки ваша во святая, и благословите Господа…»… Перед глазами снова трапезная и Анна: «Съели первое, подаем тарелки для каши… Сколько раз говорить, тарелки без ложек давайте». Ложка летит первой обратно на стол. «Кашка!» – и тарелка с кашей летит на стол вслед за ложкой.

«Исповедайтеся Господеви, яко благ: яко в век милость Его»… Анна - лежит на боку на лавке в трапезной, отдыхает. Откуда же силы в этой женщине? Приходим рано утром, она уже на ногах, уходим - она провожает, и остается. Все так привычно.

Отпевание. Поется легко. Душа отзывается на каждое слово, чувствую не только у меня. Готовимся ехать на кладбище. Настоятеля приглашают в легковой автомобиль, он забирается вместе с нами в кузов, едем рядом с гробом. Пожилой настоятель, грузный.

Кладбище. От дороги идти прилично внутрь буераками, между оградками, покосившимися памятниками. Полдень. Пекло. Настоятель несет на плече здоровенный деревянный Аннин крест. Предлагали помочь. Отказал всем. Вот она благодарность Анне за труды и преданность!

Все закончилось. Возвращаюсь домой… Мир суеты - поиска смысла жизни, путешествий, скорбей и радостей, житейских проблем… а на службах стоит такая вот злючка и отвечает поясными поклонами на… «О страждующих, путешествующих, недугующих», «О мире всего мира, о благорастворении воздухов, о временах мирных»… Живет мир и не знает чьими молитвами держится. Упокой, Господи, душу рабы Твоея Анны в месте злачне, месте покойнее, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная.




Наталья Крючкова рассказывает:

Моей первой настоящей наставницей в храме стала матушка Милетина - монахиня в миру. Было ей тогда за 70 лет, и она обладала силой: и духовной, и физической.

В начале 2009 года первый регент храма отошла ко Господу и мать Милетина взяла бразды правления в свои крепкие руки. Петь она не пела совсем, только читала, но службу знала отлично. И вот всеми и командовала, даже батюшке, если зазевается, подсказывала: "Паки и паки".

Но тяжело не музыканту управлять певчими, даже если и певчие - старушки далеки от нот. И вот присмотрела она меня, в ту пору похоронившую бабушку и все чаще заглядывавшую в наш храм.

Подговорила еще одну авторитетную старушку обратиться к батюшке с просьбой меня благословить на клирос. Батюшка знал, что его помощницы всегда дело говорят, и благословил меня, грешную. В общем, почти "без меня меня женили" получилось...И вот тогда-то и приступила матушка Милетина к моему церковному образованию.

Ох и сурова же была, и строга! Бывало, как крикнет, что не так делаю! Я в слезы, настоятель - из алтаря к нам, уговаривает: "Вы же лик ангельский, нельзя так!" В ответ суровое и деловитое: "Прости, батюшка!" И дальше в том же духе. В конце службы - обязательное "Прости" мне и добавка к нему:"Ну вот такая вот я!"

Так и служили, и матушка Милетина чуть ли не на первой службе сказала: "Вот ты меня здесь и заменишь! Учись всему! Старайся!"

Очень радовалась, когда я поступила в МДА на заочку ВБК. А сама все чаще стала прибаливать...Оказалось, серьезно. И вот уже стала наша матушка службы пропускать, сначала вечерни, а потом и Литургии...И пришлось мне как-то самой управляться, с Божией помощью!

А в октябре 2010 года, полежав недельки две, тихо отошла ко Господу монахиня Милетина, строгая, неразговорчивая, грубоватая моя наставница. Как же хорошо читалось по её душе, и отпевание было светлым! Её завет - поминать в молитвах - помню и по мере возможностей выполняю. А она, я верю, оберегает родной храм от всего плохого, находясь в селениях небесных! И звучит её присказка: "Ну, вот такая вот я!" у всех наших прихожан, кто застал её в храме. Кто может, помяните монахиню Милетину! Вот такие вот бывают бабушки, любящие Бога и Его Дом!

Певчий будет петь на небесном клиросе...