Я люблю хвойный лес - теплый, нагретый солнцем, пахнущий смолой и покоем. Я люблю золотую, небесную легкость сосновой рощи и благородную, бархатистую насыщенность кедровой чащи. Сухой, напоенный фитонцидами и запахом иван-чая воздух наполняет душу какой-то совершенно уникальной безмятежностью и тишиной. Кажется, что добрая дремота разлита в пространстве и лишь приятное жужжание трудолюбивых пчел и разливистые трели птиц говорят - "о да, этот сухой, цветочно-хвойный мир полон кипучей жизни". А еще я люблю деревянные, кедровые Церквушки, которые приносят в наш мир атмосферу мира того - золотого, безмятежного, пахнущего хвоей и покоем.

Золотые, святящиеся внутренним светом медовые срубы деревянных церквей как будто сохранили в себе память о ласковой лесной опушке, полной цветистого разнотравья. Вот не на этом ли поваленном дереве молился по четкам старый схимник и не этот ли брус теперь лежит над алтарным коньком? Тайну, добрую тайну несет в себе каждое бревнышко, каждый уголок золотой церкви.

Камень суров. Камень безлик. Камень несет в себе память о низких, нависших над землей тучах, густых туманах и тягучей песне старого акына, поющего о трудностях кочевой жизни. Камень, как старый воин, весь в морщинах и думах о сложном мире. Сердце камня сурово и его старый обветренный лик обращен долу, к земле, к корням мира. Камень помнит бесконечные затяжные дожди и извечные проблемы этой дождливой, пахнущей сыростью земли.

А золотые сосны в это время тянулись к небу, в лазурную бесконечность. Обдуваемые всеми ветрами, они полюбили небо и запомнили вечный шум ветра в кроне и полет сквозь года. "В сосновом лесу - молиться". Так подметил народ и неспроста. Сосны и царственные кедры, стоят как светлые воины на посту, стройные, ясные, золотые, неподкупные.

Сосны и молящиеся Богу люди хорошо понимают друг друга. Они соработники, ибо одинаково чувствуют истинный дух Христов. Он - не в борьбе, а тишине. Тишине золотого дня, тишине кроткой, умиленной молитвы. Кедром и смолой пахнет житие Серафима Саровского. Тихим стуком топорика в глубине леса и жужжанием пчел над зарослями золотой медуницы. И вот именно туда, в деревянный теплый срубик приходила к батюшке Серафиму сама Царица Небесная, во плоти и со свитой из 12 дев. Там, в чаще леса и само пространство было недалеко от Рая.

Золотые деревянные церквушки. Живите как можно дольше, вы - наша память, родовая память о извечном и подлинном русском духе. Он живет в могучих, как разлив Дуная, мелодиях Рахманинова. Он сверкает и искрится в филигранных пассажах Пушкина. И он определенно живет в деревянных золотых церквушках.

Если бы у строений была душа, то у кедровой церкви она выглядела бы как могучий молодец с широкой грудью, золотыми кудрями, синими как небо глазами и доброй-предоброй улыбкой. Он молчалив, задумчив и часто смотрит в небеса. Да ему и слова не нужны. Увидит тебя в грусти, взглянет бездонными глазами, поймет до конца, прижмет к груди... Отпустит и ощутишь себя заряженным силой на долгие-долгие года.

Вот в такие то моменты и понимаешь, что значит "испытывайте духов, от Бога ли они". Потому что в таких местах ты получаешь эталон веры. Веры, основанной на тишине, вере основанной на бесконечности, на кротости и удивительной внутренней силе. Эта вера немногословна, кротка, тиха и в то же время удивительна сильна, как силен синеглазый дух-богатырь деревянной церкви. Не таков ли был и сам Серафим Саровский в молодости?

Бывает, читаешь духовную книгу и чувствуешь всем сердцем - "Господи, это оно... да-да... оно..." Книга рождает нечто теплое, какое-то благодатное пространство, наполненное медом и запахом нагретой на солнце травы. Добрые старческие руки ласково треплют тебя за вихор, и зовут к столу, к деревянным крынкам, пахнущими свежескошенным лугом, укропом и парным молоком.

Таков, например, "Флавиан" протоиерея Александра Торика. Таковы рассказы о старце Иосифе Исихасте. Таково житие Серафима Саровского. Да таковы многие жития - тихие, ласковые, медовые. Да, трудные внутри, полные скрытого напряженного подвига, рождающего в результате эту самую удивительную тишину.

А бывает, откроешь книгу или посмотришь видео. Вроде бы и слова то духовные, и говорится то о Боге, но - все пронизано каким-то непонятным духом. Все клокочет, бурлит, с чем-то (или кем-то) борется. Слушаешь и в груди начинает звучать "Полет Валькирий" Вагнера. Развеваются какие-то знамена, стучат мечи и раздаются яростные крики. И звучат очень убедительные обоснования, что "это и есть дух церкви". И ты бы поверил, если бы не видел залитого миром и золотой благодатью сосновых церквушек, где негромкие возгласы и благородный аромат дорогого афонского ладана перемежаются тихим пением аккуратного трио певчих.

Серафимушка, хорошо, что ты у нас есть!

Вообще хорошо, что у нас есть целый сонм святых, живших тихо, кротко, благородно. Сегодняшний мир почти убедил нас в том, что наша цель - жить как пена в курином супе. Быть всегда на плаву, всегда в движении и вечном кипении. Точить мечи и острить языки. Для богословских дискуссий на форумах, да ссорах в интернете. Один такой разговор и мира в душе неделю не видать. А стоило ли оно того?

Эх, где ты, русский богатырь с синими как небо глазами? Где ты, символ истинной Церкви? Ты силен духом. Ты и воевать не любишь. Положишь с кроткой улыбкой пудовую ладонь на плечо недругу. Намекающе так положишь... И уйдет супостат по пояс. Да и этого ты не любишь, добрая душа. Тебе покоя да золотых колосьев под добрыми ладонями подавай. Бездонного неба, да сверхчеловеческих подвигов ради Христа.

Вот бы присесть с тобой на бревнышко после вечерней службы и просто помолчать. Разве нужны слова, когда весь воздух напоен невысказанной глубиной, древней силой, и покоем вечности. Сидишь рядом с доброй силой и легко себе представить, что вот так бы ты ощущал себя и в присутствии самого Архистратига Михаила, небесного светлого воителя. Глаза-озера, исполненность силой и покоем и добрая тишина благородного хвойного леса. И тихо развеваются золотые кудри на устремленном в бесконечность благородном челе святого витязя. Он - за тебя и сердце тихо поет от радости. А над ним - сам Господь. А возле Его престола - сонм таких же...

Длинные тени легли на земле и потянуло вечерним холодком. Село ожило, пришло в движение, началась вечерняя суета. Пора встречать корову с пастбища, дети забегали с лейками, поливая огород. Хозяюшки с ведрами доят коров, разливая по крынкам через марлю теплое парное молоко. Жизнь продолжается.

Я медленно встаю со старого, оставшегося от строительства храма бревнышка и возвращаюсь в этот мир. Окидываю взглядом спешащую по своим делам деревенскую молодежь, слушаю звуки жизни большого села и доносящиеся с ближайшей железнодорожной станции бесстрастные объявления.

И вновь бросаю взгляд на золотистую, деревянную церковь, благодаря ее за подаренную мечту, за ожившую память, за возможность вновь вдохнуть аромат вечности...

Певчий будет петь на небесном клиросе...