Помню, когда я шел на первую в своей жизни службу, устраиваясь на работу на клирос (первую в моей жизни работу вообще!), я очень боялся двух вещей - "как меня примут" и "смогу ли я быть полезен". Наверное, это вообще норма подобных ситуаций, но иногда и норму надо напомнить, чтобы показать эволюцию собственных страхов. Ведь на первой службе боишься не того же самого, чего боишься сегодня, не так ли? А чего боишься сегодня?
Впрочем, рано о "сегодня". В те далекие времена, устраиваясь на работу, я видел в ней скромную, но необходимую возможность заработать хоть какие-нибудь деньги. Помню, дома я в специальной тетрадке отмечал крестиком свои выходы, прикидывая, сколько я получу денег по окончании месяца. Взять в руки ручку и поставить вожделенный значок и потом созерцать его было для меня немалым удовольствием. Эдакий финансово-графологический романтизм. Созерцаешь каракули, а вожделеешь то, что стоит за ними. Как наслаждение запахом бумаги, на которой отпечатан чек для работника финансовой сферы.
Получив скромную зарплату, я бежал в ближайший магазин компакт-дисков и брал себе очередной CD с джазовым исполнителем. При этом у меня не было даже CD-проигрывателя! Само обладание заветной коробочкой с поблескивающим чудом внутри казалось мне самой большой радостью в жизни. Джаз был для меня дверью в иное измерение.
Как ни странно для молодого человека, я не был привязан к еде. Мне было все равно, что есть. Лишь бы чувство голода слишком сильно не терзало. А вот высота, на которую могла вознести музыка - меня привлекала очень и очень живо.
И спустя самое короткое время работы на клиросе у меня появился первый весьма реальный осязаемый страх. Страх потерять ту красоту, в которой я купался. Мой первый клирос был сильным коллективом. Там исполнялся и Рахманинов, и Чесноков. Я впервые в жизни испытал настоящую эйфорию, услышав свой слабый, еле слышный трепещущий голосок в мощном слитном хоровом звучании. Я ощутил себя светлячком, залетевшим в область праздничного салюта.
И я отчаянно боялся потерять эту эйфорию причастности к волшебному, высокому, удивительному. И как положено, я это потерял. Через полгодика меня из этого коллектива турнули. Впрочем, турнули вежливо, переведя на другой приход. От которого я был какое-то время в шоке. Не было чудного, дивного, могучего слаженного аккорда. Не было ощущения полета. В мужских голосах был только я и редко посещающий службу тенор.
Мой слабенький голосок не мог создать то самое ощущение стояния возле Божьего престола. Как я уже писал ранее, на меня был хороший спрос у цыган. Потому что с таким пением, как у меня, в самом деле хочется подать подаяние.
И, поскольку никакого особого кайфа от службы у меня уже не было, мой страх исчез полностью. Совсем. Я ничего не боялся долгими годами, служа на этом приходе. Мне просто нечего было терять. Так можно проработать всю жизнь, ничего так и не испугавшись по-настоящему. Увы, я не могу назвать свое служение в этот период достойным служением Господу. Да я и не мыслил себя как служащим Христу. Так... пришел... уставший ушел. Никакого восторга, никакой эйфории от исполнительства.
И потому мне отчаянно хотелось вернуться обратно в мощный коллектив. Наверное, сегодня я бы посоветовал регентам всех мастей - ребята, милые сестрички, создайте на клиросе творческую обстановку и возьмите интересную программу. К вам будут идти охотнее, чем если это будет "просто работа". Как я понял для себя, качество пения прямо пропорционально желанию идти на клирос. По крайней мере для меня и в те годы. Да, я знаю, что это может быть спорным тезисом, но клирос, на котором люди "горят" служением и пением - цепляет!
Я много раз уходил с клироса. Как ни странно, сильно скучал и возвращался снова. Снова уходил. И вновь возвращался! Как я для себя понял, возвращался потому, что я получал благодать, даже не замечая этого и не связывая это со своей службой в храме, службой Богу, пусть и неосознанной.
Эта неосознанность пошла мне в те годы во вред. Ты как будто бы упускаешь из внимания все те невидимые дары, которые щедрый и милосердный Господь посылает твоему сердцу. Зато хорошо замечаешь любой недостаток клироса как работы. Поэтому я такое внимание уделяю своему сайту, посвященному клиросу "Про Клирос". Я вижу в осмысленности служения Господу саму суть клиросной радости. Которой так легко лишиться, просто не заметив благословляющей тебя Господней руки.
Бывает ли такое у клирошан, чтобы певчий так и не понял никогда суть своей работы? Отслужил на клиросе всю жизнь и даже не пришла в голову мысль "Я. Служу. Богу. Вау." Ведь поди-ка в обычной жизни пойми, кому ты служишь и кому веришь? Телевизору? Наемному скряге-работодателю? Своему желудку? Даже когда ты делаешь вроде бы доброе дело вроде проповеди, почем тебе знать, что твоя проповедь хороша и привлекает людей, а не отталкивает? А клирос - как будто подлинное служение. Все самое твое существо, даже твое тело вибрирует славословием Богу. Тут уж хочешь не хочешь, а служишь. Осознанно или НЕосознанно.
Бог избрал и привел тебя.
Простые слова, но на их осознание может уйти жизнь. Сегодня я бы покрыл поцелуями следы Господа на песке за явленную милость. И страшусь потерять в себе это чувство. Вот такой вот новый страх. Страх потери осмысленности.
Перемкнет где-то в глубинах психики "нечто" и чудо, способность видеть золотой свет в небесах и слышать его тайный зов - погаснет. Как будто и не было. И было ли вообще? Страшно столкнуться с таким и вновь обнаружить себя в пепельно-сером, простом и понятном трехмерном мире. Понятном, оттого что из мира ушла золотая путеводная нить светлой тайны. Ты - духовно умер. Ты - боле не избранник небесного народа, не кандидат в братья ангелам и светлому лику спасенных и прославленных. Да и есть ли они, избранники? Или это лишь светлая сказка, а ты слишком взрослый, "чтобы верить в сказки"?
Вот искренне столкнуться с такими вопросами - есть мой главный сегодняшний страх.
Я теперь боюсь не окружающих, а себя.
Лишь я могу разрушить в себе это чудо трепета перед лазурными небесами и их дивными золотыми куполами. Это легко проверить. Иногда читаешь собственные статьи, написанные в порыве странного вдохновения и думаешь "это вообще мной написано"? А значит, что? А значит, ты можешь постепенно, из-за жизненных трудностей стать другим, и даже не заметить этого!
Вот от этого становится страшно.
Вообще, как ни странно, именно осмысленность твоего служения легко может сделать тебя слегка параноиком. Ты боишься потерять родной клирос, ты боишься утратить возможность служить Богу, ты вообще становишься изрядно уязвимым.
Такова странность, побочный эффект в твоей жажде отдать себя небесам. Твое сердце открыто, оно более не защищено коркой равнодушия. Такая открытость жизненно важного органа пугает, но и иначе нельзя. Погасишь сердце - задуешь теплый огонек. А ведь в песне "Навсегда" от Анны Резниковой дана совершенно верная жизненная установка - "Не дай погаснуть в ночи огню последней свечи".
Наверное, мой страх потерять высоту устремлений, потерять жажду небес - слегка шизофреничен. Потому что и нести в себе эту жажду тяжело. Небеса своим зовом, своей хрустальной чистотой похожи на сверкающий кристалл.
Держишь его перед собой в теплых ладонях, молитвенно взираешь на его дивные грани, а они режут тебе беззащитные руки остротой своих принципов - "ничто нечистое не войдет в Царство", "Бог видит сердце", "в чем застану, в том и сужу". Твой светильник должен гореть до смерти, нет смысла гореть только сейчас - масла твоей веры, твоего устремления в небо должно хватить на всю жизнь, иначе "отойдите, не знаю вас". Судьба дев с погасшими светильниками незавидна.
Вот и капает из порезанных ладоней алая кровь. И ты теперь понимаешь, какой меч принес Господь. И как он может тебя посечь. И ты идешь по жизни, оставляя за собой эдакую алую дорожку. И иначе нельзя, потому что...
Потому что тогда ты либо равнодушен, либо боишься высоты, и потому погасил, закрыл для себя все высокие устремления. Потому что боишься - что обидят, что оскорбят, осквернят твою веру. "Уж лучше поближе к земле"...
Один мой близкий знакомый сказал - "жизнь верующего человека, это странная поза нараскоряку". Вот уж точно. Без высоты не можешь. В небеса стремишься. Но и будь готов, что это стремление сделает тебе уязвимым перед всеми, и положит твое сердце на публичный алтарь, где каждый сможет плюнуть на сжавшийся комочек. И лишь добытое страданиями смирение позволит принимать плевки как живительную влагу. Но до этого еще идти и идти, а воды в фляжке все меньше. Оттого и страшно.
Наверное, я маловер.
Помню, с каким внутренним трепетом и какими горящими глазами я смотрел фильм "Кво Вадис", еще известный как "Камо Грядеши" 2001г. Сюжет прост и незатейлив. Римский полководец влюбляется в женщину-христианку. Римом правит жестокий Нерон. Чтобы вдохновить себя на написание поэмы, Нерон сжигает Рим, но испугавшись волнения толпы, обвиняет во всем христиан.
Апостол Петр уходит из Рима, чтобы избежать опасности. Влюбившийся в христианку полководец проникается догматами веры и сам становится христианином. Его хватают вместе с возлюбленной и вместе с другими христианами бросают в клетку, а потом и на казнь. Он чудом избегает смерти и они венчаются с девушкой, становятся мужем и женой. Христиане толпами принимают мученические венцы.
Главное в этом фильме то, что апостол Петр, уже уходя из Рима, возвращается в него - на собственную казнь. В фильме его к этому сподвигли слова мальчика, который говорил как бы от лица Бога.
Мальчик с глазами ангела встретил Петра на дороге из Рима и спросил "Куда ты идешь, Петр"? На что тот ответил, что он идет подальше от Рима. И мальчик задал главный вопрос, который может задать себе каждый из нас. "Любишь ли ты Бога, Петр"? - на что Петр твердо ответил "да". "А Бог любит тебя, Петр"? - спросил мальчик. "Да" - ответил Петр. "Тогда чего ты можешь бояться"? - задал свой главный вопрос ангел.
Пронзительный вопрос.
Ты любишь Бога? Да. А Бог любит тебя? Да. Тогда чего ты можешь бояться? Чего вообще бояться человеку, который любит Бога и которого любит Сам Бог? Разве во вселенной может существовать сила, которая способна разлучить таковых?
Главное в этом простом диалоге - твое твердое "Да". И именно на наполнение этих двух букв внутренней силой и уходит вся жизнь.
Певчий будет петь на небесном клиросе...